ВЗВОД

О последнем бое взвода французских морпехов 18 августа 2008 года, вошедшем в историю последней войны в Афганистане как «Засада в долине Узбин» вспоминают участники тех событий, командир и бойцы 2-го десантного взвода взвода (Carmin 2)  8-го парашютного полка (8e RPIMa)морской пехоты Франции.

Здесь нет ни тактики, ни цифр, ни оценок. Сами того не замечая, десантники простодушно подтверждают — в том бою они действительно сделали все, что могли. И как профессионалы, достойно выйдя из смертоносного вихря свинца и стали, и как люди – не бросив в нем тех, кому еще можно было помочь. Редко выпадает случай услышать голоса реальных участников событий такого трагического накала. Здесь такая возможность есть.

ПРОЛОГ

Час дня. Район Суруби, горный кряж примерно в 40 километров к востоку от Кабула. Высота над уровнем моря 1700 метров. Колонна из 20 машин — французских БТРов (VAB), пикапов афганской армии и полиции и «хаммеров» американских «спецов» по воздушной поддержке  встает у скалистого склона. Четыре французских «броника» поднимаются еще на 400 метров к кишлаку Спер Кундай, высаживают десантников и занимают огневые позиции у околицы. Дальше тропа круто поднимается в гору. Пулеметы французских БТРов наводят свои стволы на цель французского патруля – перевал, а 22 десантника под командованием аджюдана (старшины) Гаэтана Эврара начинают тяжкий подъем. С ними медик из полка Иностранного Легиона и афганец-переводчик. Им предстоит пройти еще полтора километра в гору, на высоту примерно 2000 метров.

БОЙ

Командир 2-го десантного взвода (Carmin 2) старшина  Гаэтан Эврар (34 года, выслуга — 17 лет)

— Как только горная тропа начинает вилять среди скал, я  перестраиваю взвод в колонну. С тяжелой поклажей продвигаемся медленно. Вдобавок, чертовски жарко. Тем не менее, я приказываю командирам групп ускорить шаг.

 

На всех — тяжелые бронежилеты, плюс, каждый несет шесть магазинов по двадцать пять патронов. Один парень на подъеме получает тепловой удар и остается позади вместе с приданым медиком из второго парашютного полка Легиона.

 

—  Запрашиваю снайперов, что они наблюдают впереди. Отвечают, что ничего, и что первая группа находится в ста метрах от перевала.

 

13.45. На последнем крутом повороте тропы, в метрах от перевала, взвод внезапно попадает в ад – его накрывают  разрывы гранат и автоматные очереди. Это засада.

 

 — Мы мгновенно рассредоточиваемся за обломками скал, которыми усеян склон. Позиция у нас неважная – взвод растянулся более, чем на сто метров. Четверть часа ураганный огонь противника крошит вокруг нас землю и камень.

 

Чтобы укрыться от ливня пуль, взводу остается лишь сильней вжиматься в землю.

 

— Я сразу же вызываю по рации передовую группу. Мне докладывают, что убит мой заместитель и еще двое парней. (радист и афганец-переводчик – прим.ред.)

 

Грохот оглушает. Пули выбивают из земли облака удушающей пыли.

 

— Я пытаюсь укрыться за большим камнем. Со мной еще пятеро, включая радиста и снайпера. Еще несколько парней залегли всего в нескольких метрах от нас, но я  их не вижу.

 

Пули продолжают непрерывно долбить землю перед группой Эврара. Добраться до раненых просто невозможно.

 

— Ко мне пробивается командир одной из наших групп, чтобы доложить обстановку. Он шатается и смертельно бледен – только что ранен в живот. Кладем его на землю, снимаем бронежилет и шлем и накладываем повязку. Стреляют откуда-то с вершин хребтов, и слева и справа. Мы под перекрестным огнем. (Группа из 50 талибов начала в этот момент атаку с южного склона и со стороны кишлака Спер Кундай  – прим. ред.)

Десантники  ожесточенно отстреливаются, но не видят противника. Повсюду разлетаются осколки камней.

— Мне кровь заливает лицо, парни рядом ранены, кто в ногу, кто в руку. Снайперу удается уложить пару талибов, пытавшихся скрытно обойти нас по гребню горы. Но вот мы слышим, как выше по склону раздаются звуки выстрелов штурмовых винтовок Famas.

Все – взвод начал отвечать. Ребята дерутся. И дерутся хорошо.

Пулеметы  французских БТРов бьют очередями по перевалу, сдерживая талибов и позволяя взводу выбраться из ловушки. Десантники отбиваются от наседающего противника, но они рассредоточены по полю боя по двое, по трое, а то и вообще поодиночке. Талибы пытаются подойти ближе, морпехи отгоняют их огнем из винтовок и забрасывают ручными гранатами.

 

— Сержант Каззаро кричит мне, что противник совсем рядом. Связь с десантным взводом в Спер Кундае прерывается, но мне удается связаться с капитаном на нашей базе в Торе. «- Действуйте скорее! Я остался без поддержки! Я под плотным огнем! Это  Базей, капитан! Это Базей!».

 

Базей – городок, где французские морпехи зажали пруссаков еще в 1870 году. А здесь в такие же смертельные тиски попала группа Эврара. Через 25 минут после начала боя старшина запрашивает поддержку с воздуха. Одновременно, из Торы (FOB Tora – база морпехов в 10 км от перевала – прим.ред.) выходит подкрепление. (По официальной версии, Carmin 2  запросил подкрепление в 15:52, а поддержку с воздуха — в 16:10 — прим. ред.). Сначала прилетают два штурмовика F-15. Еще через десять минут над полем боя начинают кружить бронированные американские штурмовики A-10 Thunderbolt. Они специально созданы для поддержки наземных войск, у них малая скорость и большая точность систем вооружения, но…  морпехов с противником разделяют считанные метры и пилоты вынуждены вернуться. Этого талибы и добивались. Эврар ранен.

 

— Я чувствую сильный удар в плечо, но рукой двигать пока могу. Боль довольно острая, но времени на раны нет – «плохиши» ведут по нам непрерывный огонь.

 

Он упрям, этот горец из Арденн. Под ураганным огнем противника Эврар озабочен лишь одним – вывести своих ребят из-под огня с наименьшими потерями. Он видит, как противник грамотно берет его группу в классические клещи. Замысел ясен – полностью уничтожить его взвод. Не выйдет… Позже он признает:

 

— То, что я серьезно ранен, я понял лишь после того, как вышел из боя…

 

А тем временем, противник начинает стрелять все более прицельно.

 

— Мы вжимаемся в землю – пули свистят совсем рядом. Стреляют уже не очередями, а бьют из снайперских винтовок. Я вижу, как наш снайпер снимает талиба. Тот падает на скалу и за ним катится его снайперская винтовка.

 

У Эврара в руке — трубка рации, но ее провод опасно натянут. Сам передатчик  лежит в зоне обстрела. Радист занят спасением раненного командира группы — делает тому массаж сердца и дыхание рот-в-рот. Внезапно, его руку насквозь пробивает пуля. Он садится и показывает Эврару, что ранен. По кисти течет кровь. «Черт!».

 

— Я кричу: «Брось! Продолжай  спасать парня. Твоей раной займемся потом». Он смотрит на меня и на его лице — та самая легкая усмешка, что появлялась каждый раз, когда я давал ему взбучку или во время тяжелых тренировок.

 

Пули щелкают в опасной близости. Радист видит, что рация продолжает лежать под обстрелом. «Командир, я должен ее забрать!». Он бросается в море огня, забирает рацию, и возвращается к старшине.

 

— Он бросает рацию мне на колени. Затем садится передо мной так, словно хочет закрыть меня своим телом. Я ловлю его взгляд и… понимаю, что он смертельно ранен. Никогда не забуду выражение его лица и ту самую, едва заметную усмешку…

Позиция смертельно опасна. Морпехи создают огневой вал, отстреливая боезапас очередями по полному магазину в сторону хребта, чтобы прикрыть своего старшину, которому нужно сменить позицию для эффективного командования. Убит снайпер. Он оставался на позиции рядом со скалой, прикрывая отход товарищей. Перед смертью он успел шепнуть: «Я прикончил восьмерых…восьмерых». Эврар добрался до парня, который остался с медиком из Легиона. У легионера пулей разбито колено. На «гражданке» старший  капрал (caporal—chef) уже спас двух человек. Здесь он вынесет из-под огня трех раненых товарищей, а сам погибнет.

Через два часа пять минут после начала боя, при поддержке американских вертолетов и  штурмовиков A-10, Carmin 2 начинает тактический отход. Эврар постепенно пробивается к БТРам.

20.00. Темнеет. Из Кабула прибывает поддержка. Нескольким парням удается выйти из окружения. Другие продолжают поодиночке в темноте вести бой среди скал.

 

— Мы бережем патроны – бой идет уже восемь часов. Счет времени давно потерян, а постоянный беспокоящий огонь противника не дает расслабиться.

Сержант Роман Андриё (23 года, командир группы, выслуга – три года).

Четыре его БТРа с экипажами (всего 8 человек – техника Carmin 2) остались на позициях у кишлака и их пулеметы калибра 12,7 мм, нацелены на перевал, и обеспечивают огневую поддержку взводу Эврара.

— Я указал  сектора обстрела,  так,  чтобы мы могли эффективно «обработать» каждый гребень горы.

Сержант рассматривает в бинокль склон, ведущей к перевалу и окружающие горы.

— Нам был прекрасно виден взвод, который по извилистой тропинке продвигался вперед. Горка была крутой. Огонь начался внезапно, и с первой секунды был чудовищен. Я ответил немедленно.

Первые очереди раздались с далекого перевала, но противник сразу же обстрелял БТРы сержанта Андриё.

— Пули били в землю и броню БТРов. Пущенная откуда-то справа граната из РПГ пролетела над нашими головами и разорвалась где-то на безопасном расстоянии. Но выше, вокруг перевала перестрелка становится все ожесточеннее. По нам пускают еще несколько гранат, к счастью, опять неточно. Я быстро выхожу на связь со старшиной Эвраром и он начинает корректировать огонь моих пулеметов. Но даже в бинокль я талибов не вижу.(Расстояние до залегших десантников около 600 метров – прим. ред.)

Группа сержанта Андриё  ведет огонь из всех пулеметов. Средний калибр накрывает огнем гребни гор. Для талибов «броники» Андриё становятся главной проблемой… и мишенью.

— Мои пулеметчики сидят в открытой турели, их головы и плечи здесь незащищены. Водители лежат на земле перед «броней». Они отстреливаются из своих Famas’ов, но проку от такой стрельбы немного: противник слишком далеко. Мы не могли слишком долго находиться на одном месте, гранаты из РПГ падали все ближе. Вскоре талибы вообще стали вести только прицельный обстрел.

Разрывы гранат поднимают в небо тучи пыли.

— Хуже всего было тогда, когда пули, попадая в бронеплиту, со свистом рикошетили во все стороны. Огонь не утихал. Когда нас обстреливали слева, мы перебегали на правую сторону от БТРов, и наоборот. Одна пуля пробила  мне штанину, другая  перебила ремешок на бронешлеме рядового Жиля.

Запас пулеметных лент стремительно тает. Нужно принести патроны, но для этого солдатам надо перебежать открытое пространство до БТРа с боеприпасами, который прикрывает арьергард. Делать нечего… Но тут на подмогу французам поднимается «хаммер» с американцами. Лихо развернувшись и поливая из пулемета позиции талибов, союзники перебрасывают морпехам несколько коробок с патронами.

— Мы вели интенсивный огонь и нам часто приходилось менять ленты, забираясь на крыши БТРов. Водители делали это без малейшего колебания. Они незамедлительно выполняли жесткие приказы даже тогда, когда огонь противника резко усиливался. Впрочем, тогда о себе не думали —  думали о том, как помочь братишкам, попавшим на перевале в капкан.

В сумерках Андриё сообщили по рации, что к нему подходит старшина Эврар и еще несколько раненых десантников.

— Мы попытались выйти ему навстречу, но сунуться за последний дом на окраине кишлака оказалось невозможным: мы сразу попадали под сосредоточенный перекрестный огонь. Поэтому, чтобы дать им возможность перебежать открытое пространство и укрыться в БТРе, мы создали «огневой вал», ведя огонь из всего  нашего оружия. Тогда мы практически отстреляли весь боезапас 12,7 мм пулеметов. Но я приберег половину ленты. На всякий случай.

 

Рядовой первого класса Филипп Грос (20 лет, стрелок, выслуга — 15 месяцев)

Говорящий по-английски Грос отвечал за взаимодействие с переводчиком-афганцем, который сопровождал командира взвода.

— Я с замкомвзвода иду за старшиной. Сразу после начала боя мы нагоняем его и, после того, как все укрываются за большим камнем, мы занимаем круговую оборону вокруг него. У него своя задача в бою, а у нас – своя.

Реакция профессионалов мгновенна: десантники прикрывают своего командира, который руководит боем и организует маневр своего подразделения. Они распределяют между собой сектора огня.

— Мы сразу не открыли ответный огонь для того, чтобы избежать случайного обстрела своими же: другие группы ведь были и между нами и за нами. Мы ничего не видели, даже наших братишек в паре метрах от себя. Пыли поднялось слишком много. С другой стороны, талибы, судя по всему, нас прекрасно видели, так, как их пули щелкали совсем рядом. Они устроили нам чудовищный снайперский обстрел из СВД.

Сержант покидает укрытие за скалой, чтобы уяснить обстановку вокруг перевала.

— Через несколько минут он возвращается, скатившись по склону горы. За шаг до спасительного укрытия он получает пулю в живот. Она проходит под бронежилетом. Мы оказываем ему первую помощь.

Этот сержант рвался вперед, пытаясь разблокировать десантников, зажатых огнем противника выше по склону.

— Я уже не видел его в сознании…

— Талибы маневрируют и начинают обходить нас с правого фланга. В уже тяжело раненого сержанта попадает еще одна пуля, а потом – еще. Я видел, что и старшина ранен, но мы не хотели доставать его этой бедой. У него и так забот хватало. Перед тем, как вводить в бой подкрепления капитан с базы запрашивал у него подробную информацию об обстановке и  ходе боя. Без старшины все было бы безнадежно.

Грос решает прикрыть отход раненого в плечо  Эврара. Позиция, которую они занимают, становится смертельно опасной.

— Нам нужно было ее сменить, но при каждой попытке выбраться отсюда на нас обрушивался град пуль. Трое бойцов остались на месте, чтобы прикрыть отход старшины. Он был главной фигурой, и ему нужно было отступить, чтобы сохранить связь с командованием. Недалеко еще один братишка падает под огнем противника и скорчившись, лежит на земле. Я хотел было вытащить его из-под огня, но сделать это было совершенно невозможно. Земля передо мной непрерывно шпиговалась пулями. Вскоре, вместе с Дюссеном и Маршаном мы оказались в сплошном «огневом мешке» и решили дожидаться темноты.

Эта маленькая группка может ускользнуть от врага, если проползет вдоль низкой стены. Но…

— Маршан ранен, у него вывихнуто плечо. Ползти он не может. Он просит нас бросить его, но мы никогда так не поступим.

Наступает ночь.

— Мы убеждаем себя, что в темноте сможем уйти. Но тут нас атакуют талибы. Маршан удачно кидает ручную гранату, успокоив четырех или пять «плохих парней».

Но группу засекли и снова начинается ураганный обстрел.

— Я отползаю в сторону, для того, чтобы напасть на противника с тыла. Дюссен кидает гранату и заставляет врага отступить. Я замечаю четырех «плохишей» и намерен «прихватить» парочку из своего Famas’а. Мы слышим, что двое других о чем-то говорят по рации. Еще одна граната заканчивает их базар. Говорим себе: чистая победа, но пора уходить.

В то же самое время, внезапно появляется штурмовик А-10 и прямо над их головами дает очередь из 30-мм авиапушки. Вероятно, это — тот самый момент, когда талибы подошли к кишлаку Спер Кундай почти замкнув «клещи» вокруг взвода. В безвыходной ситуации, все-таки решили отогнать противника огнем авиации, рискуя задеть своих. Короче,

— Подняв тучу пыли, они нам дали возможность тихо уйти.

Эта группа тоже выходит с поля боя перебежками, избегая выходить на простреливаемую тропу. Она же случайно натыкается на упавший в канаву БТР.

— Мы открываем люк и находим внутри капрала Хамаду. У него серьезно повреждена рука. Внутри БТРа все залито кровью. Он хотел сам наложить себе жгут, но сделал это неправильно. Я перематываю все, как положено. Мы пытаемся вытащить БТР из канавы, но это действительно невозможно. Мы отступаем.

Перед тем, как покинуть место, где застрял БТР, десантникам хватает хладнокровия, «уничтожить все, что нужно» — ничего «интересного» в руки талибам попасть не должно.

— Позднее, мы узнали, сколько  наших погибло в том бою. Но мы знаем и то, что и мы настреляли достаточно «плохишей».

Рядовой первого класса Венсан Поль (20 лет, снайпер, выслуга – пятнадцать месяцев).

Поль заменил парня из передовой группы, который получил солнечный удар. Соответственно, когда талибы открыли огонь, он оказался на самой линии огня.

—  Сразу после первых выстрелов мы залегли за низкой каменной стенкой. Нас было пятеро, все в куче, кругом – каша из разрывов. Пули били в землю в двадцати сантиметрах от наших ног. Мы стреляли в ответ, но вслепую. Выше по склону, был ранен наш братишка, шедший в голове колонны. Но мы и его не видели.

Талибы совсем рядом. Как впоследствии выяснилось, на перевале засела боевая группа из 50 человек, именно она первой обстреляла морпехов.

— Мой сосед говорит мне, что видит голову между камней. В свой телескопический прицел я различаю крошечную амбразуру, сделанную в сложенной из плоских камней стенке. За ней двигается какая-то призрачная фигура. Прицел 600. Стреляю — мимо. Поправляю прицел: 400 метров. Опа, я его достал!

— Палят все. Кто-то стреляет из подствольника. Высовываться мы можем лишь на несколько секунд, так, как  противник быстро и точно нас выцеливает. Через полтора часа у нас начинаются сплошные неприятности.

Талибы ведут продольный огонь по десантникам справа.

— В течение трех секунд ранены все. Раненые и стонущие от боли солдаты пытаются сжаться насколько возможно, чтобы укрытия хватило на всех. Но единственное спасение – перебраться через груду камней. Мы одновременно перекатываемся на другую сторону и вниз и укрываемся за двумя большими камнями. Медик делает одному раненому инъекцию морфия. Остальные, по мере возможности, чинят себя сами.

Пули рикошетят повсюду, уцелевшие бойцы отстреливаются непрерывно.

— Нас было восемь – слишком много для этих камушков. Надо было выбираться. Сержант и еще один парень остались, чтобы добраться до старшины. Вместе с двумя другими бойцами мы забрались в неглубокую промоину в склоне, которая, вроде, шла в сторону кишлака. Вперед мы продвигались короткими перебежками, так как снайперы противника били по нам при каждой удобной возможности. Кисть шеф-капрала  была разбита в фарш. Он сильно страдал.

Бой не стихает: взрывы, очереди, дым, пыль, весь склон горы под плотным огнем. До сих пор лишь пулеметы французских БТРов неустанно поливают гребни гор свинцом.

— Я увидел, как из долины прилетели штурмовики (А-10) и стали барражировать на низкой высоте над склоном. Они вели огонь по повстанцам, но приложились и по нашей позиции. Было темно, я боялся, что они и нас пришибут. Схватил свой фонарик и несколько раз дал сигнал SOS: три точки, три тире, три точки. В этот момент самолет пролетал прямо надо мной, и я увидел силуэт пилота. Он посылал мне ответные сигналы красным цветом. Он все понял. Я почувствовал огромное облегчение.

Они должны были двигаться вниз. Подходя к первому дому кишлака, на фоне стены Поль видит какие-то фигуры.

— По форме шлемов я понял, что это французы:  «- Эй, парни, это я, Поль!». Те немедля изготовились к бою. Лишь после того, как я несколько раз повторил свое имя, они отозвались: « — Carmin 2»? Я подошел к ним и узнал первого лейтенанта из Carmin 3.
 

 

ЭПИЛОГ

 

Через восемь часов 15 минут после начала боя восемь бойцов из Carmin 2  будут убиты, а 17, (включая тех, кто остался с техникой) – ранены. Кишлак Спер Кундай так и останется под контролем французов. Находят первые тела погибших. Перевал окончательно взят на рассвете, но перестрелки продолжаются до полудня 19-го августа. Бой продолжался двадцать часов.

 

В том бою погибли: старший капрал Дамиен Буиль (31 год, двое детей), старший сержант Себастьян Девес (29 лет, двое детей), рядовые Кевин Шассен (19 лет), Жюльен Ле Паун (19 лет), Алексис Таани Перрен (20 лет), Энтони Ривьер (21 год),  Дамиен Гайе (20 лет), старший капрал Николя Грегуар (26 лет),  старший капрал медслужбы 2-го полка Иностранного Легиона Родольф Пеньон (40 лет).

Все награждены орденами Почетного Легиона (посмертно).

 

 

 

ПОСТСКРИПТУМ

Через шестнадцать месяцев, 17 декабря 2009 года в долине Узбин коалиционные силы провели успешную операцию  Septentrion. Представитель французского командования заявил, что цель операции «продемонстрировать повстанцам, что мы можем идти куда захотим и когда захотим».

 

СПРАВКА:

Морская пехота Франции – самодостаточная и самостоятельная  ударная сила французских ВС. В ее состав входят боевые части самого разного назначения. Первый десантный полк – это французский аналог британского спецназа SAS, второй, третий  и восьмой десантные полки – воздушно-десантные. В Пуатье стоит танковый полк. Есть и три артиллерийских полка морской пехоты. Рациональность вхождения морской пехоты  в состав сухопутных войск в том, что теперь морпехам авиацию, связь, снабжение и прочие удобства и в ППД и в дальних походах обеспечивают не свои, а придаваемые части и подразделения.

Сейчас многие специалисты определяют предназначение морской пехоты Франции, как «сил быстрого реагирования». Форма «сухопутная», но на фуражках, беретах и черных ромбах на рукаве — золотые якоря.

Значительная часть пехотных частей и подразделений морской пехоты сейчас находится за границей. Полки – во Французской Гвиане, на Мартинике, в Новой Каледонии и  на островах Полинезии. Батальоны – в Габоне, Сенегале, Гваделупе и Джибути.

Вадим Ферсович

Опубликовано: журнал «Братишка» январь 2013